Если в Вальпургиеву ночь промыть глаза росой с кустиков чабреца, то можно увидеть фей. (Ирландская легенда)
Чабрец — одна из моих любимых травок. Как я люблю, приезжая на дачу, иногда отдыхать рядом с кусочком земли, где у нас растет чабрец. Маленькие сереневые цветочки…А сколько аромата в них, такой дурманящий, неповторимы. Сорвешь листик, разотрешь в руке и наслаждаешься запахом природы, свободы и понимаешь, вот она сила природы-матушки.
Тимья́н, или Чабре́ц (лат. Thýmus) — род полукустарников семейства Яснотковые (Lamiaceae), листья используются в качестве приправы. Растение сильно ароматно, с пряным тёплым запахом, обусловленным в основном фенольными летучими ароматными веществами — тимолом и карвакролом. Макс Фасмер выводит русское название темья́н (именно через «е»), равно как и др.-рус. темьанъ, ст.-слав. темьѩнъ, болг. тимя́н, сербохорв. та̀мјан, из греч. θυμίαμα — благовонные вещества. Зафиксировано множество народных названий тимьяна (в большей степени относящиеся к виду Thymus serpyllum — Тимьян ползучий): богородская трава, боровой перец, верест, жадобник, лебюшка, лимонный душок, мухопал, фимиамник, чебарка.
С незапамятных времен чабрец почитался как божественная трава, способная возвращать человеку не только здоровье, но и жизнь. В Древней Греции чабрец называли фимиамом и он использовался жрецами во время их комланий, гаданий. Венок из чабреца считался символом плодородия.
Позже традицию древних греков покомлать перехватили европейские маги и колдуны, славянские знахари. Чабрец наделили свойствами защищать от порчи, злых духов и прочей нечисти. Как живых, так и покойников (тело покойного в гробу в некоторых регионах Кавказа обкладывают чабрецом). Как во время бодрстовования (зашивают в ладанки), так и во время сна (в подушку). Использовали чабрец и в любовной магии.
Во многих российских губерниях чабрец признается как универсальное лекарство чуть ли не от всего. Его действие обусловлено входящими в его состав эфирного масла, дубильных веществ, органических кислот. Древних и современных колдунов чабрец очаровал именно своим эфирным маслом, продающимся сейчас в любой аптеке. Чабрецу приписывали лекарственные, и даже магические свойства. Например, чтобы узнать говорит ли человек правду, произносили имя этого человека и бросали высушенный состав из чабреца в костёр. Если дым поднимался вверх, то человек говорит правду, если стелился по земле, то он слукавил. Чабрец считался своего рода оберегом от мрачных духов, его носили на шее в специальных ладанках, таким образом, она защищала от сглаза и порчи. Считается, что чабрец помогает в рождении детей, поэтому и на святой Руси, да и в некоторых других странах венки из чабреца надевали девушкам выходящим замуж.
О свойствах чабреца писали еще Теофраст и Авиценна, включавший семена тимьяна в состав сложных лекарств на основе меда, уксуса, масла или вина вместе с семенами тмина, сельдерея, петрушки, мяты, валерианы, иссопа, аса-фетиды и чеснока. Вторят ему и современные специалисты, утверждающие, что «чабрец помогает раскрыться неуверенным в себе, чувствительным, нервным натурам; восстанавливает силы и пробуждает эмоции…» Трава тимьяна ползучего содержит до 0,1-0,6 % эфирного масла, основным компонентом которого является тимол — до 30 % и карвакрол. Обнаружены дубильные вещества, горечи, минеральные вещества, камедь, органические пигменты, урсоловая и олеиновая кислоты. В незначительных количествах имеются терпены.
Чабрец используется в качестве пряности при приготовлении пищи. Тминный тимьян можно заметить во многих во многих рецептах средиземноморской кухни. Чабрец улучшает пищеварение. Во французском блюде Конфит (приготовление утиных ножек) используется тимьян в качестве специй. В Италии, Греции маслины консервируются с применением чабреца. На тимьяне также создаются алкогольные изделия. При приготовлении рыбы или мяса, картофеля на сале рекомендуется класть тимьян задолго до готовности блюда – тогда пряные особенности растения выразятся в большей мере. Ничто не подчеркнет вкус фасолевого супа, как чабрец (добавлять за 20 минут до окончания). Тимьян входит в состав смеси приправ, известной как «прованские травы». Стебли вместе с листьями и цветками можно заваривать как чай. Эфирное масло тимьяна применяют для отдушки косметических средств — туалетного мыла, помад, крема, зубных паст, а также в фармацевтической промышленности. Хороший медонос. Декоративное растение. Широко используется в декоративном садоводстве, в частности, для устройства альпинариев. Примечательно продолжительным «ковровым» цветением, приятным ароматом, способностью быстро заполнять пустые пространства.
Интересные факты:
1. Чабрец считается символом мужества. В Средневековье, дамы вышивали на рубашках своих рыцарей чабрец, надеясь, что это придаст им храбрости в бою.
2. Если в Вальпургиеву ночь промыть глаза росой с кустиков чабреца, то можно увидеть фей. Ирландская легенда.
3. «Тимьян красивенький» занесен в Красную книгу России.
4. В гардероб можно класть чабрец. Тогда там не будет заводиться моль.
5. В Греции считали тимьян цветком Афродиты – богини красоты, в Риме – Сатурна. Принося жертву Афродите, греки сжигали чабрец на костре. Фимиамный, благоуханный дым возносился кверху, и это означало, что богиня приняла жертву.
6. Рыбаки верят в то, что окуренные снасти дымом чабреца принесут хороший улов.
7. Славяне же считают чабрец божественной травой. В день Успения Богородицы принято украшать чабрецом иконы.
Чабрец. Казак Иван Чегода покидал берега родной Кубани. (Казаки. Сказка.)
Казак Иван Чегода покидал берега родной Кубани.
Все дальше и дальше уносил его конь, и топот копыт погони замолк в знойной полуденной тишине.
Впереди синели горы, под ногами коня стлался яркий ковёр цветущей степи, а позади.
Позади осталась Кубань, развалины родного хутора, дым и пламя пожара.
Как горячий ветер-суховей, налетели на хутор турецкие орды.
Вспыхнули казацкие мазанки, засверкали кривые сабли.
Увидел Иван Чегода, что все казаки легли под турецкими саблями, попытался пробиться на север.
Но когда целая сотня турок преградила ему путь, он повернул своего коня и поскакал на юг, к далёким горам.
Вот уже кончается степь.
Хмурые дубовые леса неласковым шёпотом встречают казака.
И тогда придержал Иван Чегода коня, нагнулся с седла и сорвал кустик степного чабреца – низкой скромной травки с алыми цветочками и сладким запахом.
Такой же чабрец рос на берегу Кубани, у родного хутора, и мать-старуха часто посыпала им чистый глиняный пол хаты.
А хуторские девчата любили вплетать пахучий чабрец в венки, когда шли под вербы, на гулянку.
Понюхал казак траву, бережно положил её за пазуху и въехал в лес.
И начало казаться Ивану, что и великаны-дубы, и скромная травка шепчут одно и то же:
— Казак! Негоже оставлять родную землю. Почему ты здесь, а не с товарищами. Трус!
— Я не трус! – закричал казак. – Смотри: – моя сабля в турецкой крови! В пороховнице не осталось пороху, я его в бою с врагами извел!
Но дубрава шептала:
— Негоже бросать родную землю врагу! Трус!
Замолчал казак, низко к гриве коня опустил свою голову, и тоска жёсткой рукой сжала его сердце.
Так всю ночь ехал он по лесам и ущельям, поднимаясь все выше в горы.
А когда утренняя заря кровью залила белые вершины гор, за перевалом встретил Иван Чегода воинов в бурках и чёрных, как ночь, папахах.
Впереди ехал седой длинноусый старик с зоркими глазами и горбатым носом.
Ярко-красная бархатная шапочка, осыпанная самоцветными камнями, прикрывала седые кудри, расшитый золотом плащ вился по ветру, дорогая сабля билась о стремена.
— Кто ты? – крикнул старик Ивану.
Ничего не ответил казак, только остановил коня и взглянул на старика тяжёлым свинцовым взглядом.
Тогда выехали – вперёд два рослых воина в бурках и, выхватив шашки, закричали:
— Кто ты? Отвечай нашему полководцу или сейчас твоя голова скатится с плеч!
Молчал казак. Чёрная тоска сковала его тело, и все равно было ему – жить или умереть.
— Кто ты?! Отвечай, о трус, от страха растерявший слова! – снова крикнули воины.
— Я не трус! – простонал казак и, выхватив саблю, пришпорил коня.
Вскинул усталую голову резвый кубанский конь, заел и рванулся навстречу воинам.
Скрестились и засверкали сабли.
Умело и ловко владели клинками люди в чёрных папахах, но не было в их руках отчаянной силы и ярости.
Долго звенели, скрещиваясь клинки.
Но вот широко взмахнул саблей казак, выбил оружие из рук воинов и остановил коня – мрачный и могучий, как горная гроза.
Закричали от негодования остальные воины в бурках, сверкнули в лучах молодого солнца десятки клинков, но старик засмеялся и велел спрятать сабли.
— Добрый воин! – сказал он Ивану. – Мне нужны острые сабли и крепкие руки, чтобы бить турок. Спрячь саблю, пришелец, и садись с нами на ковёр! Пусть кубок доброго карталинского вина разгонит твою печаль.
Иван Чегода слез с усталого коня и присел на мягкий ковёр, развёрнутый воинами.
Смуглолицый юноша поднес ему окованный серебром турий рог, наполненный душистым вином.
— Может быть, теперь, за дружеской трапезой, ты поведаешь нам, кто ты и откуда? – ласково спросил старик.
— Я – кубанский казак Иван Чегода. Была у меня земля родная, любимая, была мать-старушка, была дивчина кареглазая, а сейчас ничего нет, бобыль я! Сожгли моё счастье проклятые турки!
— У нас общая дорога и одни враги, – сказал старик. – Русские воины и воины солнечной Картли не один раз плечом к плечу стояли против турок. Езжай с нами в Картли – там найдешь себе вторую Родину. Там собирается войско на борьбу с турками.
То ли от сладкого крепкого вина, то ли от ласковых слов седоволосого военачальника, но повеселел Иван Чегода.
Как янтарные зерна в чётках, один к одному вязались дни.
И вскоре далёко по турецкой земле, вплоть до голубого Трапезонда, гремело грозное имя Ивана Чегоды.
Самые отважные турецкие воины бледнели и поворачивали назад коней, когда на них мчался хмурый, светлоусый воин в богатой одежде и золочёном шлеме.
Много побед одержал молодой сотник грузинского войска.
Он научил подчинённых ему воинов змеями красться в кустах к вражьему стану.
Он первый нёсся на коне в атаку, и никто не мог остановить его.
Богатые одежды, лихих арабских скакунов, дворец, украшенный алыми багдадскими коврами, подарил герою-кубанцу грузинский полководец.
Но никогда не улыбался Иван Чегода, всегда холодны и страшны были его ледяные глаза.
И слуги не раз видели, как богатырь, уединившись в дальней комнате своего дворца, открывал золотой ларец, доставал оттуда пучок сухой, невиданной в этих краях травы, шептал тихие, ласковые слова о кубанской земле и плакал над сухим кустиком:
— Почему он не пахнет? Куда девался его степной медвяный запах?
И не могли понять люди:
— зачем было нужно нюхать сухую траву, когда кругом столько ярких, пахучих цветов!
И опять луна и солнце отсчитывали сутки и месяцы.
Однажды в тихий весенний вечер, когда воздух был сладким от дыхания роз, Иван Чегода, запершись в дальней комнате своего дворца, снова открыл золотой ларец.
Оттуда пахнуло крепким, густым, горячим запахом весенней кубанской степи.
И тут впервые заметили слуги радостную улыбку на лице грозного Ивана Чегоды.
Они широко раскрыли глаза от удивления, когда любимец старого князя сорвал с себя драгоценные одежды, надел синие выцветшие шаровары, рубашку, расшитую скромным узором, и заломленную назад старую шапку.
Потом он снял со стены шашку в чёрных потёртых кожаных ножнах, взял длинное ружьё, палочку свинца и рог, полный пороха.
Весёлый, улыбающийся, он сам пошёл в конюшни и, пройдя мимо дорогих арабских скакунов, заседлал кубанского косматого коня.
А когда Иван Чегода выехал за ворота дворца, слуги услышали, что он поёт громкую песню, широкую и бурную, как горная река.
Вот и опушка дубравы.
Вековые дубы шепчут молодыми листьями что-то ласковое и приветное.
Яркая, зелёная, усыпанная разноцветными искрами цветов, дымится под солнцем весенняя степь.
Жадно всматривается в неё казак, нагибается с коня. Но нигде не видно низкой пахучей травки-чабреца.
Только старый сухой кустик шелестит под рубахой у сердца и дарит пьянящий аромат.
У степной балки навстречу казаку выехало трое людей в оборванных свитках и облысевших папахах.
— Куда едешь, хлопец?! Там турки! – угрюмо сказали они.
— Еду на Кубань, на родную землю. Зовёт она нас, чтобы освободили мы её от врага, – ответил Иван Чегода и достал из-за пазухи сухой чабрец.
Жадно вдохнули казаки родной запах и молча поехали за Иваном.
И один из них сказал:
— Уж год я не видел чабреца! Не растёт он больше в нашей степи.
Все ближе и ближе берега бурной Кубани.
Все новые и новые люди выходят из плавней, из степных балок, из развалин сгоревших хуторов.
— Куда путь держите? – спрашивают они.
— Отбивать родную землю идём!
И все больше и больше колей ступают по следам Иванова скакуна.
Вечер махнул синим крылом, когда почуяли казацкие кони сладкую кубанскую воду.
Впереди на берегу забелели шатры турецкого войска.
— Не отдохнуть ли перед боем, Иван? – спросил один из казаков. Кони шли целый день и устали!
— Нет! Кони чуют кубанскую воду и рвутся вперёд!
— Не отдохнуть ли нам, Иван? – спросил другой. – Притомились казаки, ведь целый день под солнцем ехали!
— Нет! Прохладный ветер кубанский освежит нас!
— Не остановиться ли мам, Иван? Темнеет уже! – сказал третий.
— Нет! Скоро месяц взойдёт, и Кубань, как зеркало, его лучи на берег отразит!
Загудели трубы в турецком лагере.
Выбежали янычары, вскочили в седла делибаши, замелькали факелы.
Но не видны им были в сумрачной степи казаки, только топот копыт слышался.
А Кубань своими волнами, как серебряной чешуёй, отразила лучи молодого месяца и осветила турецкий лагерь.
Свежий ветер примчался с реки и сырым туманом до костей пронизал турок.
Грозой налетела казачья лава.
— Чегода-паша! – закричали турки, увидев переднего всадника, и сабли начали падать у них из рук.
Напрасно турецкий паша пытался грозными окриками воодушевить своих воинов.
Напрасно с визгом бросались на казаков разъярённые делибаши. Ничто не могло остановить казаков.
Молниями сверкали их сабли, гремели ружья, все теснее сжималось казачье кольцо вокруг турецкого лагеря.
— Вперёд! С нами аллах! – вскричал турецкий паша и с отборными воинами ринулся на казаков.
Казалось, ещё один момент – и прорвёт паша смертоносное кольцо казачьих сабель.
Но вдруг вырос на его пути хмурый всадник с обнажённой шашкой.
— Вперёд, казаки! С нами Родина! – громким голосом крикнул всадник, и турок узнал в нем Ивана Чегоду.
— Вот тебе, гяур! – взвизгнул паша и опустил кривую саблю.
Но Чегода ловко отвёл удар, размахнулся и срубил турецкому паше голову.
Завыли турки от отчаяния, повернули назад и стали бросаться в Кубань.
В ту ночь тысячи их навсегда полегли на кубанской земле, а остальные потонули в бурных водах реки.
После боя усталые казаки сладко уснули на зелёной траве, у родной Кубани.
А утром, когда горячее солнце начало лить росу и умылось в холодной реке, они проснулись от жаркого медвяного запаха.
Тысячи кустиков невысокой травки с мягкими листиками и красноватыми мелкими цветочками расцвели вокруг них, слали свой нежный аромат и ласковый шорох.
С тех пор, отправляясь в поход, всегда берут с собой казаки сухие пахучие веточки родного чабреца.
Оставьте комментарий